«Многие наши иностранцы говорят на русском». Большое интервью переводчика «Рубина»

Жил в Венесуэле, знает несколько языков, собрал рок-группу.

Переводчик в профессиональном футбольном клубе – необходимая профессия. От того, как он будет доносить мысли тренера до игроков, зависит многое. Сегодня в «Рубине» 13 иностранцам помогает Артур Заставниченко. Он работает в клубе более десяти лет и застал несколько десятков игроков и тренеров.

В интервью «БИЗНЕС Online» Артур рассказал о трудностях футбольного перевода, изучении испанского, жизни в Венесуэле, а ещё о собственной рок-группе.

«Котуньо заговорил на русском спустя четыре месяца после приезда»

– Артур, сегодня в «Рубине» 13 иностранных футболистов и только один переводчик – вы. То, как игроки поймут идеи тренера, – зависит от вас. Наверное, огромное количество работы? 

– Работы действительно хватает. Например, теорию я перевожу сразу на два языка: испанский и английский. У каждого тренера свой стиль изложения мыслей, под который нужно адаптироваться. Могу сказать, что мне достаточно быстро удалось адаптироваться под стиль Рашида Маматкуловича. Это несложно, так как у него очень ясный стиль изложения.

Но хочу отметить, что многие наши ребята говорят на русском. Мирлинд Даку многое понимает, но его я пока отношу к англоязычныму лагерю, как и Чуни, Дардана, Иву. Богдан Йочич прекрасно говорит на русском. Игор Вуячич и Никола Чумич на теорию уже садятся отдельно от меня – они уже понимают русский и хорошо справляются без перевода.

– Кто из иностранцев, с которыми вы пересекались, быстрее всех освоил русский? 

– Уругваец Гильермо Котуньо. Где-то через четыре месяца после перехода в «Рубин» он стал понемногу объясняться на русском. Мы с ним занимались дополнительно. Он способный парень, и я думаю, справился бы без моей помощи. Если бы остался в команде на больший срок, точно бы говорил на русском.

У Йочича тоже очень хороший русский, просто он стесняется говорить. А если посмотреть флеш-интервью Чумича на русском, то у него сложносочинённые и сложноподчинённые предложения. Он шутит на русском, а юмор – это показатель понимания языка. А ещё Оливер Абильдгор хорошо понимал, неплохо говорил. Ещё бы чуть-чуть и давал бы интервью на русском. 

– Помимо балканцев, кому из иностранцев быстро даётся русский язык? 

– Насколько я знаю, бразильцы хорошо учат русский. Из-за схожести фонетических принципов. 

– А ругаются иностранцы на каком языке? 

– Сейчас очень часто используют русский (смеется).

– А Рахимов? 

– Честно говоря, не помню, чтобы Рашид Маматкулович в повседневной жизни выражался. Интересно ругается Бенджамин Дюрей: его любимое выражение на русском: «Ёлки-палки».

– Есть ли у вас дополнительные занятия с игроками, чтобы они быстрее выучили язык?  

– Такого нет, но я даю футбольную терминологию. Поначалу, когда футболисты только приходят в клуб, многие просят помочь с изучением. Но в процессе тренировок, общения – начинают обучаться сами. А вот Дардан занимался с преподавателем, например.

– Как вы считаете, должен ли быть пункт об обязательном изучении русского языка в контрактах игроков? 

– Не знаю, насколько это реально, но насильно учить всегда сложнее, чем когда у человека есть желание. У кого-то есть предрасположенность к языкам, у кого-то этого нет. Результат может быть разный. Конечно, приезжающий в Россию игрок со временем должен что-то да понимать. Если тебе это интересно самому, ты язык выучишь. А задача преподавателей иностранных языков, это прежде всего заинтересовать обучающегося. Не просто дать какие-то правила, а именно заинтересовать.

«У него была такая страшная паника. Я увидел настоящий ужас в глазах»

– Рахимов на тренировках часто переходит на иностранный язык. Насколько хорош его испанский?

– Очень достойный уровень. Он действительно полиглот. Когда знаешь два-три языка, новый даётся чуть проще. Я на хорошем уровне знаю английский и испанский. Немного португальский, немного французский. Причём французский я долго учил, но так и не довёл до ума – и это моя задача на этот год. 

– Сами обучаетесь? 

– Да. С удовольствием ходил бы на курсы, но можно и самостоятельно заниматься. 

– Как самостоятельно изучать язык? 

– Есть приложения. Можно читать литературу, смотреть видео или фильмы с субтитрами. 

– Самая необычная история связанная с переводом? 

– Один из футболистов самостоятельно решил сделать платеж через приложение в телефоне. Платеж из одного банка России в другой. И он это делал самостоятельно, просто я в этот момент подошел. Я ему сказал: «Давай-ка проверим реквизиты, куда ты перевел». И он начал диктовать мне реквизиты, а я параллельно еще позвонил менеджеру из банка, который с нами работает узнать, всё ли верно. Менеджер говорит, что это вообще не те реквизиты, вообще не тот расчет. Говорю: «Слушай, не туда ты отправил деньги». В общем, у него была такая страшная паника. Я увидел настоящий ужас в глазах. Но, оказалось всё проще – он просто назвал мне не те реквизиты, а на самом деле перевод он сделал правильно. 

– Большая сумма? 

– Достаточно приличная.

– Получается, переводчик – самый близкий человек в клубе. Раз вам доверяют даже денежные переводы.

– Соглашусь. Задача переводчиков в том числе способствовать атмосфере, микроклимату и помочь с адаптацией.

– С кем из иностранцев вы продолжаете общаться даже после их ухода из «Рубина»? 

– С Оливером Абильдгором. Он часто звонит, причём делает это сам. Раз в два месяца точно выходим на связь. Он прекрасный человек, мы остались с ним хорошими друзьями. Оливер ушёл из «Комо», но остался в Италии в серии Б. А ещё мы отлично общались с Карлом Старфельтом. Я за него очень рад, как складывается его карьера. Благодаря его трудолюбию, упорству. И Леонид Викторович всегда приводил в пример Карла, мол, умеет играть на своих сильных качествах. 

– Сегодня в команде, наверное, больше всего времени проводите с аргентинцем Вадой? Он больше остальных нуждается в переводе...

– Естественно, к кому-то я привязан больше. Это нормальная человеческая черта. Но я стараюсь не выделять никого и стараюсь для всех быть максимально полезным, и со всеми общаться на равных, никого не выделяю. Должен помогать всем. Да, ты часть коллектива и не надо делать никаких реверансов в пользу иностранцев перед, допустим, русскими ребятами. На самом деле, у нас замечательный коллектив. И это сила нашей команды. Люди, независимо от национальности, независимо от должности в команде, действительно, все очень дружны и все всегда помогают друг другу. 

– Про Хвичу Кварацхелию рассказывали, что он не говорил на русском в первое время. Вы ему помогли? 

– Думаю, Зурико и Хвиче было чуть проще из-за языкового фона – русский так или иначе в их жизни присутствовал. Наверное, когда они росли, в Грузии им попадались телепрограммы с русской речью, кто-то рядом мог разговаривать на русском. Но в Казани они брали дополнительные уроки с преподавателем и был явный прогресс в изучении. 

«Смотрел пресс-конференции Грасии, чтобы понять его диалект»

 – В  «Рубине» вы уже больше десяти лет.

– Да, с 2013 года – большой срок. Но есть люди, которые работают в клубе гораздо дольше меня. Когда я пришел в клуб, тогда «Рубин» искал переводчика в дублирующую команду, и ребята, которые работали в клубе – Юра Солано, Артем Журавлёв – меня пригласили. Вышли через моего университетского преподавателя. Просто искали человека, знающего испанский. В дубле тогда работал испанский тренер Алекс Пальярес. Удалось поработать с ним не так долго, но я продолжил работу в дубле, поскольку в команде работал австрийский специалист Вольфганг Шрибл. С ним мы тоже поддерживаем контакт. 

– До работы в «Рубине» вы вообще не были связаны с футболом? 

– Нет, но я всегда любил футбол. Влюбился в игру с 1994 года, после чемпионата мира в США и с тех пор не пропустил ни одного первенства. Ходил на матчи «Рубина». 

– То есть с футбольной терминологией вы были знакомы и было не сложно переводить это? 

– Не скажу, что было просто, но в первое время мне все помогали. Конечно, сейчас я разбираюсь намного лучше, на уровне продвинутого болельщика, так скажем. Но достаточно хорошо для простого человека – не футболиста и тренера. 

– Когда состоялось повышение от двойки до основной команды? 

– Меня стали привлекать к мероприятиям основной команды, когда тренером был Ринат Саярович Билялетдинов. А к тренировкам меня стали подключать, когда командой руководил уже Валерий Александрович Чалый. 

– Разве там было много испаноговорящих игроков? 

– Карлос Эдуардо, Гильермо Котуньо, Маурисио Лемос. 

– А потом уже пришёл Хави Грасия. 

– Да. Смотрел его пресс-конференции, чтобы понять его диалект, подготовиться к работе с ним. Конечно, его эмоциональность я бы никогда не смог передать, но заранее всегда нужно готовиться, чтобы знать, как он излагает мысли, какая у него речь. Поймёшь его стиль – в остальном будет проще.

– Видео, как вы работали с Грасией на сборах, облетело весь мир. 

– Скажу, что это был лишь из немногих рабочих моментов. Я думаю, что все переводчики так работают. Честно говоря, я даже сейчас помню, что хотел донести Грасия: опорный полузащитник не должен покидать позицию до тех пор, пока не вернётся крайний защитник. Иначе соперник вскроет оборону проникающей передачей.

– У кого из тренеров вы приобрели наибольшие знания? 

– Переводчик учится каждый день и я учусь каждый день. Многое подчерпнул у Рашида Маматкуловича и Леонида Викторовича Слуцкого.

«С людьми из Южной Америки – я чувствую особую «химию»

– Вы долгое время жили и работали в Венесуэле. 

– Наша организация занималась строительством промышленных объектов в Венесуэле. Приятные люди и когда в клубе кто-то появляется из Южной Америки – я всегда с ними чувствую особую «химию». Страна очень интересная, колоритная. Но есть социальное расслоение, высокий уровень преступности, фавелы как в Бразилии, а Каракас – один из самых опасных городов в мире. Но у меня остался товарищ там и он говорит, что сегодня ситуация меняется к лучшему. 

– А вы где жили? 

– На территории промышленного городка. У нас была большая делегация – больше ста человек. Рабочие, инженеры – жили все вместе. А объект был закрытый, поэтому не было проблем. Конечно, мы выходили в город и видели обычную жизнь людей, но сами всегда оставались под защитой. 

– Сколько лет там вы прожили? 

– Четыре года. Я уехал туда, когда мне было 25 лет. Но я и не думал, что получится так долго. Хотел попробовать себя и каждый год продлевал контракт. Вышло, что проработал там четыре года. 

– В Венесуэле говорят по-португальски?

– Нет, по-испански. Несмотря на то, что эти языки родственны между собой, в них все же есть существенная разница в плане лексики. Есть значительные различия в плане фонетики, потому что португальский язык в отличие от испанского имеет такую характеристику, как редукция гласных. То есть свою звуковую функцию сохраняет только ударный гласный. И на лексическом уровне есть большое количество слов, которые звучат схожим образом, но с разными значениями. По сути, могут оказаться омонимами и имеют совершенно другое значение. Слово asistir в испанском означает «помогать», либо «присутствовать», а в португальском в том числе есть значение «смотреть».

– С какими сложностями столкнулись в Венесуэле?

– Я понял, что я ещё ничего не знаю (смеется). Только на второй год я стал владеть языком в хорошей мере. Для меня это была великолепная школа. Так что если хотите совершенствоваться в изучении языка, то нужно ехать в страну-носитель. Причём не на пару месяцев. 

– Вашего познания было достаточно для понимания, например, венесуэльских песен? 

– Ну, процентов на 90, потому что испаноязычная музыка почти вся про любовь. А если послушать американский рэп, то понятно примерно 20–30 процентов. 

– Сталкивались со сложностями перевода между испанским и португальским языками? 

–  Как-то раз «Рубин» участвовал в Кубке «Матч Премьер» и там выступал в «Сочи». Меня попросили перевести Жоазиньо – он выступал в студии «Матч ТВ». В какой-то момент Жоазиньо, отвечая на вопрос, сказал слово, которое схожим образом звучит на испанском, но на португальском означает совершенно иное. Но в тот момент я этого не знал. Это слов – mudanza (по-испански – «переезд», по-португальски – «изменение»). Я только чутьём понял, что речь шла не о переезде, а об изменениях в составе. Как выяснилось, я оказался прав.

Касаемо такого примера, я вспомнил один случай с моим коллегой Дмитрием Крайтором в «Сатурне», когда клуб возглавлял немец Юрген Рёбер. Тогда тренер на пресс-конференции раскритиковал отношение к работе у молодых игроков. На что Дмитрий нашёл идеальный эквивалент – «щеглы». 

– На флеш-интервью приходится сложнее всего? 

– Да, потому что телекамеры – а это особая ответственность. И даже теоретические занятия, которые я перевожу, даются легче. Даже артисты говорят, что к камере невозможно привыкнуть – всегда присутствует волнение.  

– Приходилось ли выручать игроков на флеш-интервью? Понимая, что говорит что-то не то...

– Каждый переводчик это делает, потому что всё равно исходишь из интересов команды. Иногда бывает так, что в испанском или английском языке слово нормальное, но при буквальном переводе на русский может вызвать не всегда хороший ажиотаж. 

Артур - музыкант. У него есть собственная группа

– Неожиданно узнал, что вы – музыкант.

– Да, у меня своя группа.

– Как давно это случилось?

– Я давно занимаюсь музыкой. Где-то со старших классов школы и студенчества. Была группа из школьных друзей, я играл на гитаре. Но она просуществовала недолго. Это нормально. Каждый из нас пошёл своим путём.  

– А кто был автором песен? 

– Мой товарищ Тимур и я. Но тогда – была проба пера. Уже с серьезными намерениями я вернулся к творчеству где-то два года назад. Хотя я всё то время продолжал писать, сочинять, но настоящий импульс продолжить творчество появился два года назад. Создал группу с новыми музыкантами. 

– Какой импульс? 

– Каких-то явных причин для этого не было. Внутреннее желание разгорелось с новой силой. Я всегда понимал, что время идёт. Но всё потом, потом. В один день решил – откладывать больше нельзя. Понимаете, желание заниматься музыкой всегда было и хочется, чтобы это услышали люди. 

– Почему не сольное творчество, а группа? 

–  Формат группы можно сравнить с командой. А я привык всегда работать в команде. Ну и группа – это всегда круче, чем сольный исполнитель. 

– Вы выбрали казанских музыкантов для группы? 

– Да, это настоящие профессионалы. Замечательные музыканты – одни из лучших в городе. Счастлив, что судьба свела с ними.

– Сложно собрать музыкальный коллектив? 

– Я даже не знаю примеров, чтобы человек после 40 лет создал группу (смеётся). Да, было непросто, где-то пришлось очень сильно постараться. Рад, что всё получилось, но надеюсь, впереди – ещё больше. 

– Долго ли приходилось искать полноценный состав для группы? Одно дело гитаристов найти, другое – барабанщика. 

– Да. Я ещё с первого проекта знал, что в Казани сложно найти барабанщика. Но повезло. Барабанщик у нас прекрасный – Дмитрий Гнелицкий по прозвищу Завхоз. Бас-гитариста зовут Михаил Манжелиевский. Клавишник – очень известный музыкант Антон Кудряшов. И новый гитарист – тоже с очень большим музыкальным багажом Руслан Ибрагимов. Все в нашей группе с музыкальным бэкграундом. У всех этих музыкантов помимо нашей группы есть свои собственные проекты. 

– Есть ли у вашей группы продюсер? 

– На настоящем этапе скорее для нашей группы был бы более востребован директор, который бы занимался организационными вопросами, прежде всего – организацией выступлений. У нас реалистичный взгляд на вещи и сейчас задача – чтобы наша группа постоянно выступала на площадках города. Чтобы потихоньку у нас появлялась своя аудитория. 

– А пока это, так или иначе, хобби?

– Хобби, но к этому я отношусь очень серьёзно. Не менее серьезно, чем к своей работе. 

– Ваша группа на площадке «Яндекс. Музыка». Трудно ли туда попасть? 

– На самом деле это не так сложно, как кажется. Мы на «Яндекс.Музыке» в свободном доступе. Это может сделать любой независимый артист. У нас есть агрегатор TuneCore – он позволяет публиковать свою музыку на различных площадках: Apple Music, VK Music, Spotify. То есть это годовая подписка, ты за неё платишь и продлеваешь. 

– Есть ли с этого заработок?

– В теории – да. Но фактически нет. Непосредственно от прослушиваний музыканты получают очень мало. Тем более, если музыканты малоизвестны. В этом есть беда современного положения в музыке. Каждый может опубликовать свою музыку независимо от лейблов, но лейблы, я считаю, нужны музыкантам. Даже несмотря на какую-нибудь внутреннюю цензуру лейбла – существовать с ними гораздо легче. Они помогли музыкантам «дойти» до своего слушателя, а сегодня этот путь музыкант должен сам пройти. 

– А сейчас какая система работы у лейблов? 

– Лейблы есть, но уже не в том виде и не с теми возможностями, что раньше. Когда умер физический носитель музыки, лейблам тоже оказалось непросто. Да, остался винил и у этого формата очень много поклонников, а артисты даже зарабатывают на виниле некоторые деньги. Но нет CD-формата, кассет, радио – как это было раньше. Сегодня всё заточено на цифровую музыку.

– Раньше ещё радио было.

– Радио и сейчас есть, но формат устарел в плане продвижения музыкантов. Но это тоже инструмент – за рулем многие водители слушают радио. 

– Вы занимались в музыкальной школе по классу гитары или вокалу?

– Полноценное обучение я начал достаточно поздно – после 24 лет. Раньше в школе и студенчестве занимался гитарой, но к более качественном обучению пришёл после только к 24 годам. В этот момент мне посчастливилось начать обучение у замечательного преподавателя Рустама Галеевича Муллина. У него огромное количество учеников в Казани и все могут узнать друг друга по своеобразной игре – есть определённая фишка. Мы берём аккорды в особенных аппликатурах – поэтому получается «свой» звук. Кому расскажешь, что занимался у Муллина – всего говорят, что это круто. Рустам Галеевич был знаковой фигурой для города. Он был джазовым музыкантом – очень высокого уровня. К сожалению, скончался пять лет назад. 

– А почему вот выбран именно жанр рок? 

– Это больше инди-рок. Хотя кому-то может и показаться в стиле британской сцены девяностых и двухтысячных. Но мне всегда нравилась эта музыка. Мы стараемся не прилипать к какому-то одному жанру и стараемся добавлять в нашу музыку как типичные гармонии из рок-музыки так и что-то из например бразильской босса-новы Мы написали в нашем пресс-релизе что мы стараемся находить баланс между музыкой типа Kings of Leon и композициями основателя босса-новы Антонио Карлоса Жобима.

– А как формировался ваш вкус? На каких группах?

– Первое впечатление детства – это The Beatles. Конечно, сейчас их я слушаю меньше, но в формировании музыкального вкуса оказали огромное влияние. В юности я слушал U2 достаточно много, естественно, Coldplay. Сейчас я слушаю и тяжелую музыку, и электронную музыку. В отношении текстов и музыкальной структуры для меня авторитетом является группа TequilaJazzz. На самом деле на их творчество я ориентировался как на некий музыкальный маяк, и когда я сейчас пишу песни, проверяю на годность или негодность, я пытаюсь пропеть свою песню в манере группы TequilaJazzz. Если получается органично, то я понимаю, что песня получилась.

– Почему ваша группа называется «Одни»? 

– Классно звучит. Под таким именем мы играли с ребятам в студенческие годы. Это название придумал не я, а мой товарищ Тимур. Звучит достаточно органично. Он был одним из основателей культового заведения Казани – бара «Соль». И, насколько знаю, продолжает заниматься электронной музыкой.